В 1112 году монах Нестор завершил первое русское историческое повествование – летопись: «Се Повесть временных лет, откуда есть и пошла Русская земля…» В 1238 году во время татаро-монгольского опустошения и разгрома неизвестный русский автор пишет «Слово о погибели Русской земли»: «О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными…» В гибельной ситуации пишется о самом главном, без чего человек не может жить. Так русскому человеку с самого начала было дано и задано осознавать Русскую землю как высшую ценность, через которую жители разных племён и разделённых государств ощущали своё русское единство. Николай Бердяев писал, что русским несвойственна мистика крови, но у нас сильна мистика земли – русские дали, русские поля, реки, небо… Русские люди обладали даром освоения и оформления пространства, стремились не только к государственному присоединению и хозяйственному освоению, но и оформлению, одухотворению земель; русская земля – это одухотворённое пространство. «Мир – это Божье творение, мир прекрасен; тот, кто созерцает красоту природы, приближается к познанию Творца. Русский пейзаж, неважно городской или сельский, всегда приглашает к такому созерцанию. Это стало основой нашего мирочувствия, закрепилось в сознании, в культуре. Отсюда это поразительное соответствие “пейзажа русской земли” и “пейзажа русской души”» (Ф.В. Разумовский). Примечательно типично русское религиозное освоение земли. Монахи -подвижники стремились к уединению, уходили в незаселённые леса, острова. Вокруг первых пустынножителей возникали монашеские общины, затем монастыри, хозяйственно обустраивавшие обширные пространства. Новые подвижники уходили дальше в глухие леса. Так обустраивалась Русская Фиваида – земля, освящённая православными подвижниками.
Отсутствие серединного измерения , стабильной укоренённости в мирской обыденности, свойственной европейским народам, не исключает глубоких мистических отношений русского человека с землёй и природой. Свою страну русский человек именует русской землёй . «Из духа земли вырастает душа народа. Этот дух определяет его постоянные национальные качества. В бесконечно широких, беспредельных равнинах человек особенно ощущает свою малость, свою затерянность. Величаво и спокойно взирает на него вечность, увлекая его от земли» (В. Шубарт). Русский деятельный и созерцательный дух воспитался на суровой земле. «Природа является колыбелью, мастерской, смертным ложем народа; пространство же есть судьба и его воспитатель, преддверие его творческого духа, его окно к Богу» (И.А. Ильин). Русская культура пронизана своего рода поэтическим отношением к земле, природе, – может быть, поэтому схожи русские слова «стихи» и «стихия». Образ Матери Сырой Земли в разных формах отражался в русской культуре. «Не только земля, но и огонь, вода, небо – другие “стихии” средневековой космологии – играли роль важных символов для русского воображения, и даже сейчас русский язык сохраняет много обертонов, связанных с мифологией земли, которые были утрачены более изощрёнными европейскими языками» (Д.Х. Биллингтон).
Земные пространства изначально во многом определяли жизненное устройство русского народа. «У наших славянских предков (кроме полян) община была территориальной. Славянские племена и назывались по местам обитания, а не по имени предка, как, например, у германцев. В русской общине кто поселялся, и даже бывший раб, не считался чужим, мог включаться в общину и жениться тут. Не было закрытости рода-племени, лишь единство “родной земли”. Мало этого, славянские племенные союзы IX в. были государства, построенные снизу вверх» (А.И. Солженицын).
Глубокий и стойкий дух способен на метафизическое отношение к природе, от гармоничного общения с которой он обогащается. Новоевропейский человек «взирает на мир как на хаос, который он должен – сначала ещё по воле Бога, а потом самовольно – укротить и оформить… Так мир утрачивает своё единство, уступая силам разделения… Русский с его живым чувством Вселенной, постоянно влекомый к бесконечному при виде своих бескрайних степей, никогда не будет созвучен прометеевской культуре, проникнутой “точечным чувством” и направленной на автономию человеческой особи или, что одно и то же, – на сокрушение богов» (В. Шубарт).
Не будучи всецело привязанным к мирскому, русский человек рачительно относился к земле, не выколачивал из неё очередные продукты для новых потребностей. Характер хозяйственной жизни не был хищническим, потребительским, не стимулировал ограбление завоеванных территорий и не перемалывал природные ресурсы. Аскетичный народ не приспосабливал агрессивно к себе окружающую среду, а сохранял её и приспосабливался к ней. Европеец – завоеватель, покоритель, навязывающий свой образ жизни народам, стремящийся господствовать над природой. Русский – осваиватель, преобразователь, органично встраивающий своё жилище в природные ландшафты и ритмы космоса. Отсюда бережное отношение к природе, открытость её таинственности и красоте. В России не могло родиться представление о том, что человек, как и всякое живое существо, – автомат (Декарт), а природа – это машина (Ламетри). К мирозданию русские люди относились не как к бездушной среде обитания, а как к живому организму, в природе ценили её прекрасную душу.
Для русского народа природа является не чуждой холодной натурой, а тем, что при родовом, при-роде, едино-при-родно, родное и близкое; и поэтому на-род и подответственная ему при-рода – связаны экзистенциально. «Русская душа с раннего детства чует судьбоносность, властность, насыщенность, значительность и суровость своей природы; её красоту, её величие, её страшность; и, воспринимая всё это, русская душа никогда не верила и никогда не поверит в случайность, механичность, бессмысленность своей русской природы, а потому и природы вообще. Русский человек связан со своей природой на жизнь и на смерть – и в половодье, и в засухе, и в грозе, и в степи, и в лесу, и в солончаке, и в горном ущелье, и в полноводных, стремнинных реках своих, и в осеннем проливе, и в снежном заносе, и в лютом морозе. И связанный так, он созерцает природу как таинство Божие, как живую силу Божию, как Божие задание, данное человеку, как Божью кару и Божий гнев, как Божий дар и Божию милость» (И.А. Ильин). Ощущающий себя странником и пришельцем в этом мире, русский человек тем не менее соединён мистическими корнями с природой, землёй, а через неё – с космосом и с неисповедимыми глубинами бытия, жаждущего преображения. Поэтому «безмерность для русского человека есть живая конкретная данность, его объект, его исходный пункт, его задача. Но в безмерности этой дремлет, дышит и “шевелится” глухой сновидческий хаос: хаос природы, хаос пустыни и степи, хаос страсти и её видений. “Тьма” над “бездною”, но “Дух Божий носился над водою” (Быт 1:2), и русская душа борется за этот Дух и взыскует преображения. Кто прозревает это, тот владеет ключом к сокровищнице русского искусства» (И.А. Ильин). Русская душа ощущала в природе не только не только космическую гармонию, но и хаотическую бездну под её покровом. Поэтому многие подвижники уходили в «пустынь» – в глухие леса и в суровые земли, на край земли обетованной, чтобы открыто встретить зло хаоса и противостоять ему, побороть само зло в форме природного хаоса. Аскеза свернапряжённого физического борения, в свою очередь, способствовала формированию новых форм духовности. На этом «фронте» зачиналось созидание Валаамской и Соловецкой цивилизаций.
Восприятие мироздания любвеобильно в безмерности и конкретности, душа русского человека распахнута и шири небесной, и каждой былинке:
Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды!
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму,
И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду!
О, если б мог всю жизнь смешать я,
Всю душу вместе с вами слить.
О, если б мог в свои объятья
Я вас, враги, друзья и братья,
И всю природу заключить!
(А.К. Толстой)
Николай Бердяев описывал своего рода геополитической психологию русского народа: «Огромность России есть её метафизическое свойство, а не только свойство её эмпирической истории. Великая русская духовная культура может быть свойственна только огромной стране, огромному народу. Великая русская литература могла возникнуть лишь у многочисленного народа, живущего на огромной земле… Материальная география народа есть лишь символическое отображение его духовной географии, географии души народа». Это не исключает того, что «русское пространство и русская земля оказали большое влияние на душу русского народа: недифференцированность и экстенсивность, свобода и дионисизм… В душе западных народов нет шири, необъятности, избыточной свободы, она слишком дифференцирована, сдавлена, повсюду натыкается на границы и пределы… Равнинность России и необъятность её пространств есть внутреннее измерение души русского народа… в ней бесконечные пространства, бесконечная ширь, отсутствие границ и разделений, и ей раскрываются бесконечные горизонты, бесконечная даль… Русский человек безмерно свободнее духом, свободнее в жизни, свободнее в религиозной жизни, он менее связан формой, организацией, правом и порядком… Эта свобода духа для русского человека изначальна, – бытийственная дисциплина… У русских – иное чувство земли, и самая земля иная, чем у Запада. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика земли» (Н.А. Бердяев).
Знаменитая широта русской души соответствует необозримым российским пространствам: «Действовал своеобразный пространственный императив, открывавший “за далью даль”. Ширь русской земли, считал Фёдоров, рождала характеры предприимчивые, предназначенные для географического и космического подвига» (А.В. Гулыга). Но русский человек широк душой не только из-за русских просторов. Во многом и наоборот: русская нация приобрела обширные пространства в силу изначальной широты души (раздольный мир дан человеку для свободы ). Безмерные устремлёния русского человека подвигали его к освоению безбрежных земных просторов. Открытия новых земель являлись следствием неких душевных перемен и духовных потребностей в русском человеке. Осваиваемые просторы воспитывали определённые качества у народа. «Русскому предназначено судьбою жить в суровой среде. Безжалостно требует от него приспособления природа: укорачивает лето, затягивает зиму, печалит осенью, соблазняет весной. Она дарует простор, но наполняет его ветром, дождём и снегом. Она дарует равнину, но жизнь на этой равнине тяжела и сурова. Она дарует прекрасные реки, но борьбу за их устье превращает в тяжелую историческую задачу. Она даёт выход в южные степи, но приводит оттуда грабителей – кочевые народы. Она сулит плодородные земли в засушливых областях и одаривает лесным богатством на болотах и топях. Закалка для русского является жизненной необходимостью, изнеженности он не ведает. Природа требует от него выносливости без меры, предписывает ему его житейскую мудрость во многих отношениях и за любой бытийный шаг заставляет расплачиваться тяжким трудом и лишениями» (И.А. Ильин).
Русский человек, любовно обустраивая свою землю, органично формировал себя. «Склонность к созерцанию – эту потребность конкретно, пластично и живо представлять предмет, тем самым придавая ему форму и индивидуализируя его, – русский получил от своей природы и от своего пространства. Столетиями видел он перед собой простирающиеся вширь дали, манящие равнины, хотя и бесконечные, но всё же дающие надежду придать им форму. Глаз упирается в неизмеримое и не может насытиться им. Облака, как горы, громоздятся на горизонте и разряжаются величественной грозой. Зима и мороз, снег и лед создают у него прекраснейшие видения. Северное сияние играет для него свои воздушные симфонии. Суля смутные обещания, говорят с ним далёкие горы. Словно великолепные пути текут для него его реки. Для него скрывают моря свои глубокие тайны. Ему поют благоуханные цветы и шепчут леса о житейском счастье и мудрости. Свободное созерцание русскому дано от природы» (И.А. Ильин).
Родная суровая природа отзывалась в душе русского человека широчайшей гаммой чувств и качеств. «Вчувствование стало для русского необходимостью и даром, судьбой и радостью. На протяжении столетий жил он в колеблющемся ритме: горение или покой, сосредоточенность или расслабленность, стремительность или сонливость, ликующий или сумеречный, страстный или равнодушный, “радостный до небес – до смерти печальный”… но то, что в этом же темпераменте остаётся дремотным и сокрытым – в покое и расслабленности, равнодушии и лености, – позже пробуждается в нём, шумно и страстно ликует. Это подобно пламени, которое погасло до поры, ослабленной собранности и дремотной интенсивности, которые можно обнаружить в сиянии глаз, в улыбке, в песне и в танце… Диапазон настроений и колебания даны ему от природы… Надо непосредственно пережить все эти бушующие снежные вьюги, эти впечатляющие весенние разливы, эти мощные ледоходы, эти сжигающие засухи, эти полярные морозы, когда выплеснутая из стакана вода падает на землю кусками льда, эти раскатистые разряды молний, чтобы понять, что русский всё это воспринимает страстно и радуется могуществу мировой стихии. Он не знает страха перед природой, пусть даже она ужасающе неистова и грозна: он сочувствует ей, он следует за ней, он причастен к её темпераменту и её ритмам. Он наслаждается пространством, лёгким, быстрым, напористым движением, ледоходом, лесною чащею, оглушительными грозами. Но он упивается не столько “беспорядком” или “разрушением” как таковыми, о чём безумно твердят некоторые в Западной Европе, сколько интенсивностью бытия, мощью и красотой природных явлений, непосредственной близостью её стихий, вчувствованием в Божественную сущность мира, созерцанием хаоса, вглядыванием в первооснову и бездну бытия, откровением Бога в нём. И даже более того: в хаосе он ощущает зов из космоса; в разладе он предчувствует возникающую гармонию и будущую симфонию; мрачная бездна позволяет ему увидеть Божественный свет; в безмерном и в бесконечном ищет он закон и форму. Вот почему хаос природы является для него не беспорядком, не распадом или гибелью, а, напротив, предвестием, первой ступенью к более высокому пониманию, приближением к откровению: угрожает ли бездна поглотить его – он обращает свой взор ввысь, как бы молится и заклинает стихию раскрыть ему свой истинный облик» (И.А. Ильин). Из переживаний природы и воззрений на неё, убеждён Иван Ильин, и «взялась эта русская тяга к полному достижению цели, мечта о последнем и конечном, желание заглянуть в необозримую даль, способность не страшиться смерти» .
Население России жизнью своей было привязано к земле – её просторам, ритмам, красоте, жёстким условиям. Поэтому «характер русского народа – характер крестьянский. Черты этого характера – это доверчивое смирение с судьбой, сострадательность, готовность помогать другим, делясь своим насущным. Это – и способность к самоотвержению и самопожертвованию; готовность к самоосуждению и публичному раскаянию; преувеличение своих слабостей и ошибок; лёгкость умирания и эпическое спокойствие в принятии смерти; довольство умеренным достатком и непогоня за богатством. (“Кто малым недоволен, тот большого недостоин”)» (А.И. Солженицын).
В науке, как отечественной, так и зарубежной, до сих пор не прекращаются споры о происхождении названий Русь , русский : варяжском, южнорусском, греческом и т.д. До конца не определены и понятия, этими словами обозначаемые. Не существует и единого мнения о формировании и значении концепта Русская земля . И я не ставлю перед собой целью разобрать в данной статье различные точки зрения на поставленные выше вопросы и выявить (на основе уже моего субъективного мнения) более предпочтительные ответы, поддерживая ту или иную научную гипотезу.Мне бы хотелось взглянуть на проблему, так сказать, “изнутри”, глазами древнерусских писателей, то есть, предпринять попытку рассмотреть генезис концептов русь/Русь и Русская земля в мировоззрении древнерусских книжников XI-XV вв. и попытаться выяснить, что же они сами вкладывали в эти понятия.
«…ОТ ВАРЯГЪ БО ПРОЗВАШАСЯ РУСЬЮ…»
Наиболее часто и концептуально осознанно понятия Русь и Русская земля используются в раннем русском летописании. И связаны они с общей историософской концепцией начальной русской истории, осмысленной через призму Святого Писания и изложенной древнерусскими книжниками в «Повести временных лет». Рассмотрим, когда же впервые используется концепт Русь и какое понятие вкладывает в него летописец.
Древнейшая русская летопись, в недатированной части, начинает свое повествование с космографической теории расселения народов – потомков библейского Ноя праведного – после всемирного потопа: «По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю, Симъ, Хамъ, Афетъ». Симу достались восточные страны, Хаму – «яся полуденьная страна», «Афету же яшася полунощныя страны и западныя», в том числе и «реки Десна, Припеть, Двина, Волховъ, Волъга». И здесь впервые летописец перечисляет народы, которые оказываются в Иафетовой части земли: «В Афетове же части седять русь (здесь и далее выделено мной. – А.У.), чюдь и вси языци: меря, мурома, весь, моръдва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, угра, литва… Ляхове же, и пруси, чюдь преседять к морю Варяжьскому. По сему же морю седять варязи…» .
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что летописец выделяет русь среди других народов, причем чюдь упоминается в этом небольшом отрывке дважды: то в соседстве с русью, то в соседстве с варягами (отдельно названа заволочьская чюдь ). Но, что важно, летописец не отождествляет русь и варягов. Более того, и в дальнейшем перечислении народов «колена Иафета» русь и варяги упоминаются отдельно, как самостоятельные народы, живущие в разных местах: «Афетово бо и то колено: варязи , свеи, урмане, готе, русь , агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочие…» (С.24).
Таким образом, летописец объяснил появление на исторической арене нового народа – руси , географически разместив его среди европейских народов. Далее приводится языковая идентификация руси. По разрушении Вавилонского столпа, разделении народов и языков, потомки Иафета «прияша западъ и полунощныя страны. От сихъ же 70 и 2 языку бысть языкъ словенескъ, от племени Афетова, нарци, еже суть словене. По мнозехъ же времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. От техъ словенъ разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на которомъ месте. (…) Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех (…) Словени же седоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ, и сделаша градъ и нарекоша и Новъгородъ. А друзии седоша по Десне, и по Семи, по Суле, и нарекошася северъ. И тако разидеся словеньский языкъ, темже и грамота прозвася словеньская» (С.24-26).
Итак, согласно космографической теории летописца, словенский народ расселился на восток, дав начало восточнославянским племенам – полянам, древлянам, дреговичам, полочанам, новгородским славянам и т.д. И хотя племена были разные, у них сохранилось языковое (родовое) единство, поскольку общей грамотой была славянская: «Се бо токмо словенескъ языкъ в руси : поляне, деревляне, ноугородьци, полочане, дреговичи, северъ, бужане, зане седоша по Бугу, послеже же велыняне. А се суть инии языци, иже дань дають руси : чюдь, меря, весь, мурома, черемись, моръдва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, нерома, либь: си суть свой языкъ имуще от колена Афетова, иже живуть въ странахъ полунощныхъ» (С.28).
Очевидно, что под “словенеским языком” летописец подразумевает не славянскую речь (т.е., собственно язык в нашем понимании), а единство славянских родов (племен), составляющих русь . Ей, руси , противопоставлены “инии языци”, которые так же ведут свой род от колена Иафетова , но имеют иную, не славянскую речь. «Бе единъ языкъ словенескъ: словени, иже седяху по Дунаеви, их же прияша угри, и морава, и чеси, и ляхове, и поляне, яже ныне зовомая русь . Симъ бо первое преложены книги мораве, яже прозвася грамота словеньская, яже грамота есть в руси и в болгарех дунайскихъ» (С.40).
Общность славян и руси подчеркивается и одним их христианским учителем – апостолом Павлом. Поскольку «словеньску языку учитель есть Павелъ, от него же языка и мы есмо русь , темъже и нам руси учитель есть Павелъ, понеже учил есть языкъ словенескъ и поставилъ есть епископа и намесника по собе Андроника словеньску языку. А словеньскый языкъ и рускый одно есть, от варягъ бо прозвашася русью , а первое беша словене; аще и поляне звахуся, но словеньскаа речь бе. Полями же прозвани быши, зане в поли седяху, а язык словенски един» (С.42).
Из приведенных выше пассажей получается, что восточнославянские племена, объединенные славянской речью, а затем и христианской верой, и представляют собою русь .
Я умышленно пишу слово русь со строчной буквы, как оно обычно и писалось в рукописях. Публикаторы летописей поднимали первую букву по своему усмотрению там, где предполагали, что древнерусскими авторами подразумевается некое государственное образование Русь , и оставляли строчную там, где подразумевали народ русь . Это вносит путаницу в понимание концепта русь, поскольку искажает его восприятие древнерусским книжником. Концепт русь несет в себе понятие языковой (позднее – и религиозной) общности библейского народа, разбившегося в ходе своего исторического развития на восточнославянские племена и вновь объединившегося после крещения в единый русский народ, пасомый православной церковью. Этим, возможно, и объясняется титул митрополита Киевского и всея Руси , т.е. всего православного славяноязычного народа даже в тот период, когда киевский митрополит окормлял православных христиан сопредельных государств – Литвы и Польши.
Стало быть, концепт русь для древнерусского летописца имел и более древнее и более широкое значение, нежели словене . Хронологически их упоминание можно выстроить в следующей последовательности: русь => словене => восточнославянские племена. Русь воспринимается как библейский народ (а не государственное образование, которое подразумевается, когда это слово пишется с большой буквы), происходящий от Иафета. Словене и племена – как последующие в историческом времени производные образования, потомки библейской руси , а, стало быть, по-прежнему – русь . Такое восприятие руси как библейского народа сохраниться в древнерусском восприятии вплоть до XV века (см. ниже).
Характерно, что и византийцы в IX веке воспринимали русь как некий таинственный народ, отождествляя его с библейским народом Ros, упоминаемом в пророчествах и «Апокалипсисе».
Исследовавший этот вопрос М.Я. Сюзюмов пишет: «В греческом переводе пророка Иезекииля раз встречается название Ros: “И бысть слово Господне ко мне, глаголя, сыне человечь, утверди лице свое на Гога и на землю Магога, князя Рос”. В «Апокалипсисе» указывается, что Гог и Магог перед концом света во главе бесчисленных войск сатаны подойдут к “священному граду”. При том интересе, с каким византийцы относились к пророчествам о гибели мира, совершенно естественно, что схоластические комментаторы Библии стали искать, где же обитает этот страшный народ Ros. Большинство церковных комментаторов помещали страну Гога и Магога по ту сторону Кавказских гор, вообще куда-нибудь подальше на север, называя их гиперборейскими народностями (т.е. народами Севера) и скифами. Итак, название Ros было хорошо знакомо византийскому обществу задолго до появления русских. Опустошительные набеги русских в начале IX в. навели ужас на византийцев. К тому же созвучие названия “русь” с библейским “рос”, конечно, не могло остаться незамеченным. Невольно могла зародиться мысль, что выступивший на историческую сцену русский народ – это и есть библейский народец Ros, ужасный своим именем, связанным с эсхатологическими пророчествами» .
Посмотрим, где же географически древнерусский летописец помещает русь : «Поляномъ же жившимъ особе по горамъ симъ, бе путь изъ варягъ въ греки и изъ грекъ по Днепру, и верхъ Днепра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити в Ылмень озеро великое, из него же озера потечеть Волховъ и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское… Днепръ бо потече из Оковьскаго леса, и потечеть на полъдне, а Двина ис того же леса потечет, а идеть на полунощье и внидеть в море Варяжьское. Ис того же леса потече Волга на въстокъ, и вътечеть семьюдесятъ жерелъ в море Хвалисьское. Темже и из Руси (руси ? – А.У.) можеть ити по Волзе в Болгары и въ Хвалисы, и на въстокъ доити въ жребий Симовъ, а по Двине въ Варяги (варяги . – А.У.), изъ Варягъ (варяг. – А.У.) до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепръ втечеть в Понетьское море жереломъ, еже море словеть Руское , по нему же училъ святый Оньдрей, братъ Петровъ…» (С.26).
Следует обратить внимание на три обстоятельства. Во-первых, летописец помещает русь на пути из варяг в греки , то есть, от одного народа к другому. Во-вторых, один народ – варяги – дал название Варяжскому морю на севере, другой народ – русь – дал название Русскому морю на юге, т.е. в противоположной стороне. В-третьих, через апостола Андрея, занимавшегося просветительской деятельностью по берегу Русского моря, ветхозаветная (языческая) история руси связывается с новозаветной – христианской историей нового богоизбранного народа русского .
Логика повествования летописца здесь очевидна. Коль русь является библейским народом, то и о ней должно быть пророчество, касающееся ее новозаветного будущего. Вот почему, отправившись путем из греков к варягам, апостол Андрей промыслительно остановился у Днепровских гор. «И заутра въставъ и рече к сущимъ с нимъ ученикомъ: “Видите ли горы сия? – яко на сихъ горах восияеть благодать Божья; имать градъ великъ быти и церкви многи Богъ въздвигнути имать”. И въшедъ на горы сия, благослови я, и постави крестъ, и помоливъся Богу, и сълезъ съ горы сея, идеже послеже бысть Киевъ» (С.26).
Сказывается в истории русских и еще одно пророчество. Живущим в погибели по языческим обычаям восточнославянским племенам летописец противопоставляет жизнь по христианским законам уже крещеного народа. Господь не дал погибнуть славяноязычным , избрал свой новый народ и вывел его из рабства греха и хазарского владычества, как когда-то народ Моисея одарил десятью заповедями (Законом) и вывел из-под владычества фараона.
По замечанию В.Я. Петрухина, «вводная космографическая часть “Повести временных лет” завершается рассказом об избавлении славян (племени полян) от хазарской дани и власти русских князей над хазарами, подобно тому, как “погибоша еюптяне от Моисея, а первое быша работающе имъ”. Таким образом, обретение полянами своей земли в Среднем Поднепровье и утверждение там власти русских князей сопоставлялось с избавлением избранного народа от египетского плена и обретением земли обетованной – будущей христианской Руси… Это отождествление Русской земли с “новым Израилем” становится характерным для русского самосознания задолго до формирования идеи “Святой Руси”» .
Так завершается недатированная космографическая история руси - славяноязычного народа , потомка племени Иафета, то есть, по сути своей – библейского народа. Хочу обратить внимание, что в этой дохронологической части «Повести временных лет» употребляется только один концепт – русь , и ни разу не использован концепт Русская земля, широко используемый книжниками в хронологической части древнерусской летописи. Из этого можно предположить, что в концепте русь/Русь отразилось особое средневековое представление о синергетическом слиянии в слове русь двух понятий: народа и страны (как Греки и Варяги), в которой проживает этот народ. Однако, как мы знаем, такой страны с единым институтом княжеской власти еще не было, поэтому значение народ в концепте русь превалирует.
История Русской земли – нового государственного образования под объединяющей княжеской властью начинается с точной даты – 852 года, когда в царствование византийского царя Михаила «нача ся прозывати Руска земля . О семь бо уведахомъ, яко при семь цари приходиша Русь (народ русь , а не целое государство! – А.У.) на Царьгородъ, якоже пишется в летописаньи гречьстемь. Темже отселе почнем и числа положимъ (…) А от перваго лета Михаилова до перваго лета Олгова, рускаго князя, лет 29 …» (С.34). То есть, ранее описанное княжение в Киеве трех братьев – Кия, Щека и Хорева – относится еще к дохронологическому периоду – космографической истории руси . Олег же становится русским князем потому, что стал князем народа русь. В этом акте воплотились воля и свободный выбор самого этого народа, но в нем уже чувствуется и прообраз выбора христианства при Владимире Святославиче.
Спустя десять лет от первого упоминания Русской земли в греческом летописании, сначала изгнав варяг за море, новгородцы опять призывают их княжить в свою землю: «“Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжитъ и володети нами”. И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь (…) И от техъ варягъ прозвася Руская земля …» (С.36).
Приведенная цитата из “Повести временных лет”, кажется, перечеркивает все сказанное прежде о двух разных народах – руси и варягах . Традиционно выражение “пояша по собе всю русь ” переводят как “и взяли с собой всю русь » (С.37). Иными словами, отправляясь в Новгородскую землю, варяги прихватили с собой и “всю русь ”. То есть, целый народ! Однако историки до сих пор не могут найти в Скандинавии следов существования ни народа русь , ни народа рос , поскольку такого народа там, по всей видимости, никогда и не было. А фразу из летописи правильнее было бы перевести как “покорили себе всю русь ” (в древнерусском языке существует выражение “поима (от пояти ) землю или городы”, т.е. покорил землю или города, но не взял с собой! ).
Проведенный А.А.Шахматовым текстологический анализ “Повести временных лет” показал, что чтения об идентификации руси и варягов являются позднейшей вставкой, поскольку их нет в Новгородской первой летописи младшего извода, отразившей более ранний, чем дошедшая до нас редакция “Повести временных лет”, летописный свод . Правда, и в Новгородской первой летописи младшего извода имеется свидетельство, что «от тех Варягъ, находникъ техъ, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля» (Н1Л.С.106). Как же тогда воспринимать эти слова летописца? Их можно понимать как свидетельство, что пришлые варяги прозвали подчиненный ими народ русью , а территорию ими занимаемую, Русской землей . То есть, приведенное выше выражение «от тех Варягъ…» можно переводить как «теми варягами, пришлыми теми, прозвались русью , ими прославлена Русская земля » .
В этой связи интересно еще одно пророчество о Русской земле, вложенное летописцем в уста пришедшего в Киев варяга Олега: «И седе Олегъ княжа въ Киеве, и рече Олегъ: “Се буди (т.е. еще будет в будущем, но не сейчас! – А.У.) мати градомъ русьскимъ ”. И беша у него варязи и словени и прочи, прозвашася русью » (С.38). Интересная деталь, отмеченная летописцем: варяги, славяне и прочие народности прозвались русью , т.е. стали называться русью в силу складывающихся обстоятельств – приходом в Киев!
Хочу обратить внимание, что определение (новый концепт) русский является притяжательным прилагательным, указывающим на принадлежность кому-то или чему-то. Русский князь, и города русские, и мать-столица принадлежат руси – народу (не территории!). То есть, доисторический библейский народ русь в новый, исторический период, соотносимый с новозаветной христианской историей греков (они зафиксировали его пребывание на исторической сцене), трансформировался в новый русский народ.
Пророческие слова Олега о Киеве как о будущей русской столице соответствуют греческому термину metropolis – мать городов, метрополия, столица . Если же вспомнить и более раннее благовествование апостола Андрея о том, что “на сихъ горах восияеть благодать Божья; имать градъ великъ быти и церкви многи Богъ въздвигнути имать”, – то мы получим пророчество о новой христианской столице нового христианского народа – русского .
Тема нового богоизбранного – русского – народа становится доминирующей в «Слове о Законе и Благодати» пресвитера Илариона, прочитанном в церкви Благовещения на Золотых воротах в Киеве в субботу 25 марта, на престольный праздник в канун Пасхи 1038 года .
Промыслительное появление русского народа на исторической сцене обусловлено, по мнению Илариона, самим Святым Писанием: «Приде бо Спасъ, и не приатъ бысть отъ Израиля. И по еуагельскому слову: “Въ своа прииде, и свои его не приаша”. От языкъ же (т.е. другими народами. – А.У.) приатъ бысть. Яко же рече Иаковъ: “И тъ чаяние языкомъ”. Ибо и въ рождении его вълсви от языкъ прежде поклонишася ему, а иудеи убити его искааху, его же ради и младенця избиша. И събысться слово Спасово: “Яко мнози отъ Въстокъ и Западъ приидут и възлягуть съ Авраамомъ, и Исакомъ, Иаковомъ въ царствии небеснемь, а сынове царьствиа изгнани будуть въ тму кромешнюю”. И пакы: “Яко отимется от васъ царство Божие, и дасться странамъ, творящиимъ плоды его”. Къ ним же посла ученикы своа, глаголя: “Шедъше въ весь миръ проповедите еуагелие всеи твари. Да иже веруеть и крьститься спасенъ будеть! И шьдше научите вся языкы крестяща я въ имя Отца и Сына и Святаго Духа, учяще а блюсти вся, елика заповедах вамъ” (С.88).
Собственно эта история христианизации народов и была описана летописцем частично в доисторической (недатированной) части «Повести временных лет», в которой упомянуто крещение славян апостолом Павлом, частично в “Речи философа”, частично в рассказе о крещении языческой руси князем Владимиром. Совершенно очевидно, что летописец искал место крещенной руси – русских – уже среди “исторических” христианских народов.
Тем же поиском был озадачен и Иларион: «Лепо бо бе Благодати и Истине на новы люди въсиати. Не въливають бо, по словеси Господню, вина новааго учениа благод/е/тьна въ мехы ветхы, обетъшавъши въ иудестве, аще ли то просядутся меси и вино пролеется. Не могъше бо Закона стеня удержати, но многажды идоломъ покланявшеся, како истинныа Благодати удержать учение? Нъ ново учение - новы мехы - новы языкы, и обое съблюдется. Яко же и есть. Вера бо благодатьнаа по всеи земли простреся, и до нашего языка рускааго доиде» (С.88-90).
Итак, спасительная благодатная вера дошла до русского народа. В этом и заключается промыслительно-исторический путь распространения христианства – оно приходит на Русскую землю : «Тогда тма бесослуганиа (бесослужения) погыбе, и слово еугагельское землю нашю осиа» (С.104).
Особая заслуга в этом «великааго кагана нашеа земли» Владимира Святославича, который «не въ худе бо и неведоме земли владычьствоваша, нъ в Руське , яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли». И деяния его приравниваются к апостольскому подвигу императора Константина, который «въ елинехъ и римлянехъ (т.е., в языческих народах. – А.У.) царьство Богу покори», а русский князь – «въ руси » (С.114).
Аналогичная оценка заслуг князя Владимира содержится и в «Чтении о Борисе и Глебе», написанном преподобным Нестором до 1088 г. : «Бысть бо, рече, князь въ тыи годы, володый всею землею Рускою , именемь Владимеръ (…) Вчера не ведаше, кто есть Исусъ Христосъ, днесь проповедатель Его явися; вчера елинъ Владимиръ нарицаяся, днесь крьстьянъ Василий наричается. Се вторый Костянтинъ в Руси явися» .
Можно предположить, что с установлением института династической княжеской власти у восточных славян название доминирующего единоязычного этноса русь определило в Х веке и название государства с центром в Киеве – Русь . На такое двойственное понимание концепта русь вроде бы указывает инициатива Олега в 911 г. «положити ряд межю Русью и Грекы» (С.46), т.е. заключить с Византией (а не просто греками!) межгосударственный договор, для чего и было послано князем Олегом посольство к Византийским соправителям Льву, Александру и Константину. В таком случае народы Русь и Греки олицетворяют собой сами государства. Однако, как следует из самого договора, заключен он все же между двумя народами – греками и русью . И здесь примечательно еще одно смысловое их противопоставление – уже по конфессиональному признаку. Прибывшие в Византию мужи свидетельствуют, что они «от рода рускаго » и «послани от Олга, великого князя рускаго (…) на удержание и на извещение от многих лет межи хрестианы и Русью бывьшюю любовь». И еще раз будет подчеркнуто, что прибывшие послы стремятся укрепить договором «любовь, бывшую межи хрестьяны и Русью » (С.46).
В самом договоре греки фигурируют как христиане, им противопоставлены русины : «Аще кто убьет или хрестьанина русин , или хрестьянинъ русина , да умрет, идеже аще сотворит убийство. (…) Аще украдеть что любо русин у хрестанина, или аки хрестьанинъ у русина …» и т.д.
Для нас весьма существенным является это противопоставление христиан-греков и язычников-руси. Русь , стало быть, воспринимается древнерусским летописцем как “ветхозаветный” языческий народ, но уже включенный в мировой исторический процесс контактами с византийцами.
Важно отметить, что и в XI-XII веках концепт русь воспринимался как народ, а не государство. Например, описывая борьбу Ярослава Мудрого со Святополком, автор «Сказания о Борисе и Глебе» замечает: «В лето 6526 приде Болеславъ съ Святополкомъ на Ярослава с Ляхы. Ярославъ же, съвкупивъ Русь , Варягы, Словени, поиде противу…» . В данном контексте совершенно очевидно, что слово русь использовано для обозначения этноса, и поэтому должно писаться со строчной буквы, как и варяги и словени.
«ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА РУСКАЯ ЗЕМЛЯ,
… И ОТКУДУ РУСКАЯ ЗЕМЛЯ СТАЛА ЕСТЬ»
Уже само название древнейшей русской летописи, составленной в начале XII века в Киево-Печерском монастыре монахом Нестором, дважды использует понятие Русская земля : «Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто въ Киеве нача первее княжити, и откуду Руская земля стала есть». Здесь нет, как может показаться на первый взгляд, тавтологии. Летописец обещал рассказать, откуда пошла Русская земля , т.е. ее история (или происхождение) до первого киевского князя. Собственно эта часть уже рассмотрена нами: Русская земля происходит от библейского народа русь – из колена Иафетова. Остается рассмотреть становление Русской земли и определить самое понятие. Оно так же связано с эсхатологическим осмыслением человеческой истории.
Характерны в этом плане названия древнерусских летописей, например, Новгородской первой летописи: «Временникъ, еже есть нарицается летописание князеи и земля Руския , и како избра Богъ страну нашу на последнее время…» . Или «Софийского временника», включенного в Тверскую летопись: «Временникь Софейскый, иже глаголется летописець Рускыхъ князей, и како избра Богъ страну нашу на последнее время…» . Или самой Софийской первой летописи: «Временникъ, еже нарицается Летописець рускыхъ князь, и како избра Богъ страну нашу на последнее время…» .
Из приведенных примеров явствует, что понятие Русская земля как новой обетованной (христианской) земли формируется в процессе осмысления “последнего времени”.
Стало быть, русская история осмысляется новгородскими и тверским летописцами так же, как и киевскими – как Промысл Господень перед концом света. Характерно, что и само древнерусское летописание велось до “конца времен” – Страшного суда .
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что понятия Русская земля и русь связаны в древнерусских произведениях с действиями (поступками) князей, митрополитов или святых. Князья владычествуют в Русской земле, митрополиты носят титул “митрополита Киевского и всея Руси”, святые молятся пред Богом за землю Русскую.
Характерно, что в руси святых не было, поскольку это был языческий народ, однако, «родъ праведныхъ благословиться, рече пророкъ, и семя ихъ въ благословении будеть» , и они просияли в Русской земле . Заслуга в том – Владимира Крестителя, при котором (сначала язычнике, а потом христианине) и стал складываться концепт Русская земля как христианская земля : «Сущю самодрьжьцю вьсеи Русьскеи земли Володимиру, сыну Святославлю, вънуку же Игореву (русский род князей. – А.У.), иже и святыимь крьщениемь вьсю просвети сию землю Русьску» . А его сыновья пошли путем Христовым и стали первыми русскими святыми, которые ныне «ни о единомь бо граде, ни о дьву, ни о вьси попечение и молитву въздаета, нъ о всеи земли Русьскеи». Но они не только стали молитвенниками Русской земли, но и связали ее со всем христианским миром, создавая уже ее новозаветную (христианскую) историю.
«О Христова угодьника! – продолжает автор жития святых. – Блаженъ по истине и высокъ паче всехъ градъ Русьскыихъ и выший градъ, имый въ себе таковое скровище, ему же не тъчьнъ ни вьсь миръ! По истине Вышегородъ наречеся: выший и превыший городъ всехъ, въторый Селунь явися въ Русьске земли, имый въ себе врачьство безмьздное. Не нашему единому языку тъкъмо подано бысть Бъгъмь, нъ и вьсеи земли спасение, отъ всехъ бо странъ ту приходяще туне почьреплють ицеление, яко же и въ святыихъ евангелиихъ Господь рече святымъ апостоломъ, яко туне прияста, туне и дадите» . Благодаря тому, что Господь послал таких святых целителей Русской земле, теперь она посещаема стала православными паломниками со всех стран. То есть уже географически оказалась связанной со всем христианским миром. Сам святой Георгий направляет слепого человека к святым страстотерпцам: « Иди къ святыма мученикома Бориса и Глеба, (…) тема есть дана благодать отъ Бога – въ стране сеи земля Русьске пращати и исцелити всяку страсть и недугъ» . Таким образом, в начале XI века Русская земля, в которой появляются свои христианские святые, становится оплотом православия, и это констатируют древнерусские книжники.
Наблюдения Б.А.Рыбакова над летописными определениями понятия Русская земля в XI-XII вв. привели его к выводу «о существовании трех географических концентров, одинаково называемых Русью или Русской землей: 1) Киев и Поросье; 2) Киев, Поросье, Чернигов, Переяславль, Северная земля, Курск и, может быть, восточная часть Волыни, т.е. лесостепная полоса от Роси до верховьев Сейма и Донца; 3) все восточнославянские земли - от Карпат до Дона и от Ладоги до степей Черного (Русского) моря» .
Это, если так можно выразиться, чисто географическое понятие Русская земля . Однако выделение трех разных по величине «географических концентров» свидетельствует, что не одно чисто территориальное (географическое) понятие вкладывалось древнерусскими писателями в выражение Русская земля . Подразумевалось нечто более значительное и значимое, объединяющее воедино все перечисленные княжества в одно государство: исповедание единой православной веры и очерчивание территории, на которой она была распространена, возможное при четком определении всех не православных соседей. Между тем, надо полагать, такое религиозное понимание названия Русская земля появилось не сразу, а только в XIII веке.
Наблюдения А.В. Соловьева показали, что широкое понимание термина Руси как совокупности всех восточнославянских княжеств имело постоянное значение в двух случаях: во-первых, во взаимоотношении с западноевропейскими странами; во-вторых, в сфере церковной жизни. Он же отметил, что расширительное понимание Руси или Русской земли как всей страны было присуще периоду между 911-1132 годами. И даже смоляне и новгородцы (примечательно, что Смоленск и Новгород никогда не входили территориально в тот узкий географический ареал, который выражался в XI-XII вв. понятием Русская земля ) в договорах с иностранцами назывались «русинами» .
В период же феодальной раздробленности, особенно со второй половины XII в., оно закрепилось преимущественно за Киевской областью . Широкое понимание названия Русская земля в этот период сузилось, по мнению А.Н. Робинсона, до древних границ Среднего Поднепровья, ранее населенного полянами, т.е. включало в себя бывшее Киевское княжество, Переяславльское княжество и большую часть Черниговского княжества .
В обстановке распада Русской земли на удельные княжества, по мнению ученого, «само определение “русские” обычно не применялось, судя по летописям, ни к княжествам, находившимся за указанными пределами “Русской земли”, ни к населению этих княжеств, в которых жили “суздальцы”, “ростовцы”, “новгородцы”, “смоляне”, “рязанцы”, “черниговцы” и др. (по названиям столичных городов)...» .
В период феодальной раздробленности, во второй половине XII в., возникает концепция самостоятельных земель - “Суздальской земли”, “Смоленской земли”, “Северской земли”, “Новгородской земли” и т.д., и появляется «новая концепция “Руси” - “Русской земли”, уже не объединявшей многие восточнославянские “земли”, а противопоставляемой этим “землям”» .
По мнению А.Н. Робинсона, «во второй половине XII в. “широкая” концепция “Русской земли” существовала преимущественно как историческое предание, а “узкая” концепция - как обычная политическая реальность» , причем не только в летописании, но и в «Слове о полку Игореве» (правда, в несколько расширительном значении, за счет северских и союзных с Игорем князей) .
Интересно отметить, что понятие “Русская земля” в «Слове о полку Игореве» имеет своего антипода – понятие “Половецкая земля” , точно так же, как в двух литературных памятниках XIII в. – «Слове о погибели Русской земли» и «Галицкой летописи» – “Русская земля”, или просто “Русь”, имела антиподами всех своих соседей – “Ляхов”, “Угров”, “Ятвягов” и т.д.
Если продолжить сопоставление понятий Русская земля в исторических сочинениях XII в. и «Слове о погибели», то мы обнаружим совершенно противоположную XII в. концепцию памятника XIII в. И это при том, что социально-историческая обстановка ничуть не изменилась, более того, дальнейшее обособление княжеств еще усилилось, как и их дробление.
Тем не менее, понятие Русская земля в «Слове о погибели» трактуется в самом широком смысле и включает в себя все восточнославянские земли, населенные православными людьми, в том числе и западно- и северорусские, что, опять же, роднит этот памятник с «Галицкой летописью».
Уже в самом начале ее автор, говоря о Романе Галицком, замечает: «По смерти же великаго князя Романа, приснопамятнаго самодержьца всея Руси ... велику мятежю воставшю в земле Руской , оставившима же ся двеима сынома его...» . Или в рассказе об истории основания новой столицы княжества - города Холма: «..созда град..., егоже татарове не возмогоша прияти, егда Батый всю землю Рускую поима» . Совершенно очевидно, что выражение «вся земля Русская» использовано здесь в самом широком значении, не ограниченном ареалом Киево-Черниговских, или – шире – южнорусских земель, а подразумевает и Владимирские, Суздальские, Рязанские и Галицко-Волынские земли, то есть, те земли, через которые прошли полчища Батыя.
И еще на одном примере уместно будет остановиться, поскольку он характеризует взгляды первого автора «Галицкой летописи» («Летописца Даниила Галицкого») .
В заключительной части своего труда, в описании поездки кн. Даниила в Орду за ярлыком, он дважды использует выражение Русская земля : «О злее зла честь татарьская! Данилови Романовичю, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею , Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемь со братомъ си, инеми странами... Его же отець бе царь в Руской земли , иже покори Половецькую землю и воева на иные страны все» .
Интерес представляет это указание на царство князя Романа в Русской земле и на владение ею его сыном Даниилом. Дело в том, что и Роман Мстиславич, и его сын Даниил Романович владели Киевом временно и непродолжительный срок, но автору, видимо, было достаточно самого факта для создания их обобщенной характеристики как «самодержцев Русской земли ». В связи с этим хотелось бы обратить внимание на следующие обстоятельства. Князь Даниил никогда не управлял Русскою землею из Киева, но только из Галицкого княжества: первоначально из Галича, а с конца 30-х годов - из Холма.
При устойчивом употреблении автором выражения Русская земля относительно Галицких земель, и Русь – русский - относительно жителей княжества, напрашивается вывод, что Холм как новая столица княжества становится административным центром Русской земли во времена владения князем Даниилом Романовичем Киевом (т.е. в первой половине 40-х годов), во всяком случае, в представлении самого автора.
Могло ли такое быть?
Как известно, к концу XII в., точнее в середине 80-х годов «Киев не только утратил свое значение столицы (“матери”) всех городов, но даже лишился суверенных прав в собственном княжестве. Киевского княжества как государства более не существовало, так как городом Киевом владел в интересующее нас время (середина 80-х гг. XII в.- А.У.) один князь..., а землями Киевщины - другой» . В Киеве княжил Святослав Всеволодович до своей смерти в 1194 г., а Киевскими землями управлял в то же время Рюрик Ростиславич.
Практически закат былой славы Киева как центра Русской земли начался с его разорения в 1169 г. Андреем Боголюбским. Затем Киев часто стал переходить от одного князя к другому.
Батыево нашествие завершило этот процесс, но не только потому, что Киев был фактически разрушен до основания и истреблены его жители (Михаил Черниговский по возвращении в Киев в 1245 г. не смог даже жить в нем), а и потому, что с этого момента Киев перестал быть центром русской православной церкви - митрополичьим городом. Еще в 1239 г. (1240) митрополит-грек Иосиф покидает Киев перед угрозой монголо-татарского нашествия, а в 1243 г. князь Даниил Романович назначает «печатника» Кирилла новым митрополитом “всея Руси ”. Именно ему, по моему мнению, и принадлежит первая редакция «Летописца» . Но тогда выражение Русская земля - в широком смысле - обретает под его пером новое звучание и значение для XIII века.
Кирилл писал свое сочинение, будучи уже названным митрополитом “всея Руси ”. И для него, естественно, Русская земля не ограничивалась только Киевским, Черниговским и Переславльским княжествами. Для него Русская земля - это тот географический ареал, на котором проживают православные христиане. Он называл «христианами» католиков, венгров и поляков, но всегда отличал их от православной Руси , наравне с языческой Литвой и ятвягами. Поэтому его понятие Русская земля было гораздо шире устоявшегося в XII в. и включало в себя помимо традиционно называемых в XI-XII вв. центральных территорий еще и Галицкое, Волынское, Смоленское и др. княжества. Фактически он подразумевал всю территорию восточных славян, говоря о Русской земле . Описывая западных соседей Русской земли , он повествует о венграх, поляках, чехах, ятвягах, литве и немцах. Обращаю на этот факт внимание умышленно, поскольку эти же западные соседи Русской земли перечисляются и в «Слове о погибели». И, думается, не случайно, поскольку автор использовал выражение Русская земля в самом широком смысле, подразумевая под ним территорию, населенную православным народом и окруженную «не правоверными христианами» - католиками и язычниками. Этот момент в «Слове» подчеркивается особо. Перечислив всех западных, северных и восточных соседей, автор замечает, что расположенная между ними территория была покорена «Богом крестианьскому языку», то есть христианскому народу.
«О, светло светлая и украсно украшена, земля Руськая ! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубравоми чистыми, польми дивными, зверьми различными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская , о прававерьная вера хрестияньская!
Отселе до угоръ и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устюга, где тамо бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до моръдви, – то все покорено было Богомъ крестияньскому языку…» .
Стало быть, и в понимании митрополита Кирилла, автора первой редакции «Летописца», и в понимании автора «Слова о погибели» Русская земля - это населенная православным народом земля, которую окружают неправославные народы. То есть, концепт Русская земля использован в этих двух памятниках в самом широком смысле: и по отношению к соседям; и в религиозном понимании.
Складывается впечатление, что если во второй половине XII - начале XIII в., т.е. в период феодальной раздробленности, концепт Русская земля воспринимался в узком смысле, как Киевское, Черниговское и Переяславльское княжества – Среднее Поднепровье – (т.е. подчиненные двум соправителям Святославу Всеволодовичу и Рюрику Ростиславичу как главам родов Ольговичей и Мономаховичей), то с появлением монголо-татар, т.е. внешних врагов, завоевавших Русскую землю, границы ее значительно расширились, как об этом свидетельствует «Слово о погибели Русской земли». И одновременно за ней закрепляется понятие земли православной .
Особенно заметным соединение двух понятий – Русской земли и христианской веры – происходит в повестях Куликовского цикла, в частности, в «Задонщине»: «… Царь Мамай пришел на Рускую землю …Князи и бояря и удалые люди, иже оставиша вся домы своя и богаество, жены и дети и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю Рускую и за веру християньскую». «И положили есте головы своя за святыя церькви, за землю за Рускую и за веру крестьяньскую» и т.д.
Ощущая себя народом библейским, но “народом новым” – христианским, древнерусские книжники показывают причастность своего Отечества к течению Богом определенной истории.
В этом отношении характерно вступление «Задонщины», созданной в конце XIV в. или XV в. : «Пойдем, брате, тамо в полунощную страну – жребия Афетова, сына Ноева, от него же родися русь православная (весьма существенное добавление, свидетельствующее о переосмыслении в новое, уже христианское, время концепта русь . – А.У.). Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного Непра и посмотрим по всей земли Руской. И оттоля на восточную страну – жребий Симова, сына Ноева, от него же родися хиновя – поганыя татаровя, бусормановя. Те бо на реке на Каяле одолеша родъ Афетов. И оттоля Руская земля седитъ невесела…» .
Предопределенность такого развития событий для автора «Задонщины» очевидна: «А казнил Богъ Рускую землю за своя согрешения» . Очевидна она и для автора «Сказания о Мамаевом побоище»: «Попущением Божиимъ за грехы наша, от навождениа диаволя въздвижеся князь от въсточныа страны, имянем Мамай, еллинъ сый верою (т.е. язычник. – А.У.), идоложрецъ и иконоборецъ, злый христьанскый укоритель» .
Однако «уподобилася еси земля Руская милому младенцу у матери своей: его же мати тешить, а рать лозою казнит, а добрая дела милуеть его. Тако Господь Богъ помиловал князей руских … на поле Куликове, на речки Непрядве. (…) И помилова Богъ Рускую землю, а татаръ пало безчислено многое множество» . Но и русских воинов пало немало, а потому и сетует великий князь Дмитрий Иванович: «Братия, бояра и князи и дети боярские, то вам сужено место меж Доном и Непром, на поле Куликове на речке Непрядве. И положили есте головы своя за святыя церькви, за землю за Рускую и за веру крестьяньскую. Простите мя, братия, и благословите в сем веце и в будущем» .
Автор «Задонщины» часто использует рефрен “за землю за Рускую и за веру крестьяньскую”. Его нельзя воспринимать как литературное клише. В сознании древнерусского человека XV в. понятие Русская земля неразрывно было связано с христианской (а точнее – правоверной, т.е.православной) верой. Об это свидетельствует и «Краткая летописная повесть»: «…Князь великий Дмитрей Ивановичь, собравъ воя многы, поиде противу их (Мамая и его рати. – А.У.), хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христианьскую и за всю Русьскую землю» . И в «Пространной летописной повести» Дмитрий Иванович обращается с призывом к «брату своему Владимерю и къ всем княземь рускимь и воеводам: “Поидемь противу сего оканнаго и безбожнаго, нечестиваго и темнаго сыроядца Мамая за правую веру крестьяньскую, за святыа церкви и за вся младенца и старьци и за вся крестьяны сущаа и не сущаа; възьмемъ съ собою скипетръ царя небеснаго, непобедимую победу, и въсприимем Аврамлю доблесть”» . Не менее важно и само осмысление князем Дмитрием ратного подвига, совершающегося в день праздника Рождества Пресвятой Богородицы: «Приспе, братие, время брани нашеа; и прииде праздникъ царици Марии, матере Божии Богородици, и всех чиновъ Госпожи и всеа вселеныа и честнаго еа Рожества. Аще оживем – Господеви есмы, аще ли умрем за миръ – Господеви есмы» . То есть, если живы останемся или погибнем за православных, в обоих случаях Господу принадлежим, в Его воле пребываем.
Промысл Господень все время ощущается древнерусскими авторами: «Господь же нашь Богъ, царь и творецъ всеа твари, елико хощеть, тъ и творить» . Но столь же важно для них понять предопределение Божие о судьбе Русской земли: «И възвыси Богъ род христианскый, а поганых уничижи и посрами их суровство, яко же въ прежняя времена Гедеону над мадиамы и преславному Моисею над фараоном» . Осмыслению Промысла Господня о новом христианском народе способствует библейская ретроспективная аналогия. Русский народ осмысляется как носитель Божественной воли.
Интересно, что освобождение руси от хазарской дани происходит в конце “ветхозаветного периода” – перед началом новой, хронологической истории. Освобождение Русской земли от монголо-татарской дани происходит в “конце времен” – перед ожидаемым по окончании 7000 лет (в 1492 г.) концом света.
В осмыслении “последних времен” и формируется понятие русского народа как нового исторического народа – православного, избранного Богом на “последнее время”.
С падением в 1453 г. Константинополя, столицы православной Византии, не осталось больше ни одного независимого православного государства. Однако в 1480 г. Русская земля освобождается от монголо-татарского ига и становится независимым государством. В древнерусских сочинениях происходит не переосмысление, а закрепление понятий: концепт русский стал синонимом православный : «Того же лета (1453 г. – А.У.) взят был Царьград от царя турскаго от салтана, а веры рускыа не преставил, а патриарха не свел, но один в граде звон отнял у Софии Премудрости Божия, и по всем церквам служат литергию божественную, а Русь к церквам ходят, а пениа слушают, а крещение русское есть»
Земля-владычица!
К тебе чело склонил я,
И сквозь покров благоуханный твои
Родного сердца пламень ощутил я,
Услышал трепет жизни мировой.
В. Соловьев
Культ земли является более ранним, чем культ неба: представление о душах-небожителях сформировалось позднее, а до этого люди обращались с просьбами к погребенным родителям, которые находились в земле и, как считалось, заботились о достатке живых. В земле соединялись основная рождающая сила и надежное убежище умерших.
Земля представлялась как всеобщий источник жизни, мать всего живого, в том числе и человека, Мать — Сыра-Земля. Выражение "Мать — Сыра-Земля" подчеркивает связь земли со стихией воды: только облагодетельствованная небесным дождем земля способна принести хороший урожай. В мифических представлениях славян Земля "замыкается", засыпает на зиму, а весной, пробудившись, она вступает в брачный союз с Небом, и после первого весеннего грома оплодотворенная дождем Земля вновь обретает способность рождать.
В некоторых местах, начиная засевать поле, крестьяне произносили такую молитву: "Батюшка Илья, благослови семена в землю бросать. Ты напои мать — сыру землю студеной росой, чтобы принесла она зерно, всколыхала его, возвратила его мне большим колосом".
По древним поверьям, до тех пор, пока не заколосится рожь, Земля бывает "тяжела", и в это время полагалось относиться к ней с должным уважением и вниманием, запрещалось бить ее палками.
В иных краях считали, что в Духов день (понедельник после Троицы) Земля - именинница, и потому ей нужно дать отдых. В этот день не пахали, не боронили, не рыли землю. Кое-где "именины Земли" отмечали на Симона Зилота — следующий день после вешнего Николы, покровителя земледелия (10 мая/23 мая). И тоже говорили: "На Симона Зилота земля именинница: грех пахать"; другие же, наоборот, утверждали: "Сей пшеницу на Зилота, родится аки золото". В этот день собирали травы да коренья на зелья. А также в день апостола Симона Зилота ищут клады, думая, что между Зилотом и золотом есть некая связь. Но это все уже закрепилось в христианское время.
Народные представления старались очеловечивать Землю, сравнивая широкие пространства суши с исполинским телом, воображая траву, кустарники, деревья волосами Земли; твердые скалы, камни — ее костями; воду — кровью Земли; древесные корни — ее жилами. И наоборот, предания о происхождении человека говорят, что тело человеческое взято от земли и в нее же обращается по смерти. О верованиях этих так говорится в старинном стихе:
Телeca наши от сырой земли, Кости крепкия взяты от камени, Кровь-руда от черна моря.
Считалось, что Земля как организованное космическое пространство опирается на железный дуб, покоящийся на золотых китах, которые плавают в огненной реке. Вероятно, более ранним был образ Кит-рыбы (Кытра-рыбы), распространенный также и на Древнем Востоке. Он сохранился в эпосе Голубиной книги**:
А кит-рыба — всем рыбам мати, Почему та кит-рыба всем рыбам мати? Потому та кит-рыба всем рыбам мати — На семи китах Земля основана.
По другому верованию, лишь первоначально Земля покоилась на семи китах, но после того, как она отяжелела от человеческих прегрешений, четыре кита ушли в пустыню эфиопскую, а во время Всемирного потопа туда ушли все киты. А еще говорится о четырех первоначальных китах, а
потоп случается оттого, что Земля опустилась в воду, так как один из китов умер. После смерти остальных китов наступит конец мира. Иногда встречается рассказ об одном ките, на котором держится Земля. Он неподвижен, но если поплывет, то на Земле от его движений случаются землетрясения.
Кит-рыба под землей дрожит
(или: на другой бок переваливается).
(Пословица, В. Даль)
Земля извечно полагалась чистой. Особое отношение к земле проявлялось в том, что при еде в поле крестьяне вытирали о нее руки, приписывая ей такие же очистительные свойства, как и воде. По верованиям восточных славян, восходящим к эпохе Древней Руси, праведное лоно земли не принимает в себя ничего нечистого, потому не хоронили колдунов, самоубийц и тех, кто был проклят своими родителями (их называли "заложными покойниками"). Известны рассказы о том, что земля выбрасывает наружу кости или гроб с телом колдуна — человека, имевшего дело с нечистой силой. В былинах и духовных стихах встречается эпизод, когда земля отказывается принимать в себя кровь змея, пролитую богатырем или святым угодником, и делает это только по их просьбе. Вредоносная, нечистая сила в мифах и фольклоре обычно проваливается "сквозь землю", а не остается в ней. Потому и родилась суровая клятва: "Провалиться мне сквозь землю".
Одной из самых надежных и страшных на Руси считали клятву, при которой целовали или ели землю. При межевых спорах человек клал себе на голову кусок земли или дерна и шел с ним по меже. Проложенная таким образом граница считалась неприкосновенной; если кто-нибудь решался на обман, то, согласно поверью, земля начинала давить его со страшной тяжестью и принуждала сознаться в подлоге. Клятва, во время произнесения которой дерн держали на голове, упоминается еще в славянской вставке в переводе "Слова" Григория Богослова (XI в.) и восходит к дохристианской древности. Уважительное отношение к земле сказывалось и в том, что если человек падал, то обращался на этом месте к земле, чтобы она простила причиненную ей боль. Существовал обычай просить прощения у земли при болезни или приближении смерти.
Похороны представлялись возвращением в материнское лоно земли, и дабы не осквернить собой землю, русские люди в случае смертельной опасности надевали чистое белье. Особенно почиталась земля, в которой похоронены предки. Она называлась "родительской". Ведь земля, в миропонимании славян, воплощала не только образ матери человека, но и весь род как единство живых и уже отошедших в мир иной. Поминальные обряды с их посещением могил и уходом за ними, поминальные трапезы на могилах и дома, сопровождающиеся приглашением предков, были призваны поддерживать единство рода и преемственность поколений. Лежащие в земле предки как бы сливались с нею, становились ее частью. От их благоволения к живым зависело плодородие земли и обилие осадков, к ним обращались за помощью в трудных случаях. Спасительные и очистительные свойства приписывались также земле, собранной с семи могил добродетельных людей.
Осмысление Родины тоже глубоко связано с образом земли. Уезжая на чужбину, русские люди брали с собой горсть родимой земли, носили ее на груди в мешочке, а после их смерти ее клали с ними в могилу. Умирая на чужбине, часто завещали похоронить себя непременно на родной земле. Вернувшись из тяжкого изгнания, низко кланялись в первую очередь земле, вставали на колени и целовали ее, припадали к ней, как к родной матери.
Восточные славяне почитали землю святой; например, в проклятье говорится: "Земля бы его святая не приймала" или в благожелании: "Бувай здорова як рыба, гожа як вода, весела як весна, рабоча як пчола, а богата як земля святая".
Существовало множество поверий, примет, ритуалов, все их невозможно перечислить, но неизменным в них является одно: земля — ближайший и надежный помощник человека, с ней он связан крепкими узами и должен заботиться о своей матери-земле.
Гой, земля ecu сырая,
Земля матерая,
Матерь нам ecu родная!
Всех ecu нас породила,
Воспоила, воскормила
И угодьем наделила;
Ради нас, своих детей,
Зелий ecu народила,
И злак всякий напоила
Польгой и беса отгоняти
И в болезнях помогати.
Повели с себя урвати
Разных надобьев, угодьев,
Ради польги на живот.
Русь (Русская земля) — название государственно-политического образования восточных славян IX – XIII в. создавших древнерусское государство. Тогда, понятие «Русь» относилось не столько к названию народа, сколько к обозначению территорий - земель и княжеств. Термин «Русь» прочно закрепился за северо-восточными территориями бывшего древнерусского государства и стал основой понятия «русские». Уже в начале 12 в. под термином «Русская земля» понимались все славянские племена, населявшие Восточную Европу.
По данным 11-12 вв., в состав Русской земли, кроме крупных городов Киев, Чернигов и Переяславль, входили Вышгород, Белгород, Торческ, Треполь, Богуславль, Корсунь, Канев, Шумск, Тихомль, Выгошев, Гнойница, Бужск. Это были исконные племенные территории полян, части территорий северян и радимичей, возможно, сюда входили некоторые земли уличей и вятичей.
В начале 13 в. название Русь, Русская земля стали применяться к северо-восточным землям Древнерусского государства: Ростово-Суздальской и Новгородской. После монголо-татарского завоевания 1237-41 термин «Русь» закрепился за этой территорией, хотя в памятниках 13-14 вв. он встречается со значением более широким, имеющим в виду все земли, населённые восточными славянами.
В 13 веке и позднее, когда связь между различными территориями Древнерусского государства сильно ослабла, появляются новые названия: Белая Русь, Малая Русь, Чёрная Русь, Червонная Русь.
Происхождение слова Русь, давшее название одному из древнейших государств, до сих пор обсуждается и имеет ряд научно обоснованных версий. Одна из версий, говорит о том, что Русь, — это название варяжского племени, из которого вышли древнейшие русские князья (Рюрик и Вещий Олег). Другая версия указывает на то, что слово «Русь» славянского происхождения и обозначает ложбину, русло реки, глубь, вир.
Древнейшие поселения восточных славян, из которых позже образовались первые русские города, все без единого исключения обосновались на реках. Река в значительной степени обеспечивала жизнедеятельность наших предков: давала воду для приготовления пищи и ведения хозяйства, снабжала рыбой и водной птицей, предоставляла легкий, идеально гладкий путь по воде летом, по льду — зимой; река образовывала также естественную защиту на крутых, изрезанных притоками берегах…
Наши далекие предки обожествляли реку и первое свидетельство о почитании славянами рек и водяных божеств зафиксировано у византийца Прокопия в VI веке н.э. Нестор тоже писал, что в языческую эпоху мы вместо богов почитали реки, озера, источники. Словацкий лингвист и этнограф Павел Шафранек (1795-1860) в своих трудах отметил, что в праславянском языке река называлась руса (rusa). Он писал: «Это коренное славянское слово, как общее существительное имя, уже осталось в употреблении только у одних русских в слове русло, обозначающем ложбину, русло реки, глубь, вир; но как собственное имя рек, городов и селений, более или менее близ них лежащих, употребляется почти у всех славян».
Знаменитый русский историк прошлого века Д.И.Иловайский писал: Народное имя Рось или Русь, как и многие другие имена, находится в непосредственной связи с названиями рек. Восточная Европа изобилует реками, которые носят или когда-то носили именно это название. Так Неман в старину назывался Рось; один из его рукавов сохранил название Русь; а залив, в который он впадает, имел название Русна. Далее следуют: Рось или Руса, река в Новгородской губернии, Русь, приток Нарева; Рось, знаменитый приток Днепра на Украине; Руса, приток Семи; Рось-Эмбах; Рось-Оскол; Порусье, приток Полиста и прочие. Но главное, имя Рось или Рас принадлежало нашей Волге». От того же праславянского корня «рус» образовано слово русалка, с древним культом ее связано множество языческих поверий.
В. И. Даль зафиксировал в своем словаре много диалектных русских слов, производных от того же исходного корня «рус»: руслень — приполок за бортом, за который крепятся ванты; руслина — быстрина, стрежень; руст — «вода идет рустом», это значит, она идет потоком, струей; собственное имя Рус — «сказочное чудовище днепровских порогов»; мужское имя Руслан, памятное по пушкинской поэме.
Главным же путеводным словом для нас остается «русло», присущее только русскому языку и образованное от корня «рус» с конечной русской флексией, очень распространенной в нашем языке: вес-ло, ветри-ло, тяг-ло, сус-ло, мы-ло, мас-ло, коромыс-ло, точи-ло и так далее.
Великое множество племен и народов на земле называлось по месту их преимущественного обитания. Самоназвание приморских чукчей — ан калын («морские жители»), бедуины — «жители пустынь», селькупы — шеш куль («таежный человек»), индейцы сенека — нунда-вэ-о-но («великий народ холмов»).
Приступим к основному выводу: Если «руса» — это «река» — извечное место поселений наших предков, с которой всегда был так тесно связан их образ жизни и верования, «рус» — праславянский корень, образовавший большое гнездо слов только в русском языке, «Рус» — уже полузабытое мифическое днепровское божество, то обобщенный этноним «русы» или «руссы» — издревле значило «живущие на реках», «жители рек», «речной народ».
В «Авесте», священной книге древних персов, говорится о реке Ranha, где живут люди без главарей, где господствует зима и земля покрыта снегом; позже у персов это река Raha, отделяющая Европу от Азии. Скрупулезным филологическим анализом Ф.Кнауэр доказывает этимологическое тождество этих названий с древним именем Волги — Ра, которое обрело впоследствии такие формы, как Рос у греков и арабов, Рось, Русь, Роса, Руса у славян. Таким образом, Ф.Кнауэр считает, что «…имя народа Русь чисто славяно-русского происхождения» и в точной передаче слова означает не что иное, как приволжский народ.
Если бы меня попросили изложить идею книги в одной фразе, то она была бы такой: «История русских - это история успешного народа, проделавшего огромную цивилизационную работу на одной шестой части земной суши и создавшего свой мир».
Речь пойдет о русском мире, ведь русские имеют такое же святое право постигать свою историю, как и грузины, монголы и т. д. И пространство для постижения столь же огромно, как и тот простор, который сумел освоить русский народ. Сколько мы пересмотрели хороших и плохих фильмов об американском фронтире. А что снято о том, как русские покоряли пространство и создавали страну? В ответ тишина. Эта тема никогда не была особо в чести у популяризаторов исторических сведений. Выискивая информацию в Сети о каком-нибудь старинном русском городе, мы скорее узнаем о том, какой «борец с самодержавием» гонял там чаи в ссылке, чем о тех, кто его строил, распахивал землю окрест его и отстаивал от врагов.
История покорения и освоения пространств, создавших самую большую страну в мире, - это, как ни парадоксально, молчащая история. Ну что ж, попробуем нарушить молчание.
Два мира, две колонизации
Масштабная колонизация, проводившаяся в интересах русского народа российским государством, началась в середине XVI в.
Это столетие (часто расширяемое до «длинного XVI в.» - от середины XV до середины XVII в.) ознаменовалось резким глобальным переходом от «золотой осени» позднего Средневековья к агрессивному, едкому Новому времени.
Капитал выходит на мировую арену, вторгается в социумы, ведущие натуральное хозяйство, насилует и разрушает их, стирает словно ластиком народы, запоздавшие со своим развитием. На исчезновение обречены были десятки миллионов коренных американцев, причем и в самых развитых регионах Нового Света, где применялись сложные технологии интенсивного земледелия, такие как чинампы (искусственные острова).
В Европе это время наступления на крестьян, происходившего с конфискацией общинной и мелкой крестьянской земельной собственности. Священной собственность становится только тогда, когда попадает в руки сильных. Сеньоры отнимают земли у крестьян, городские капиталисты скупают земли у сеньоров. Массы людей лишаются собственных средств производства и существования. Элиты решают на свой лад вопрос излишков сельского населения. Суды жгут ведьм, отправляют обезземеленных крестьян, ставших бродягами, на виселицу или в рабство на заморские плантации. Города наводняются голодным пролетариатом, вынужденным отдавать свой труд первому встречному нанимателю по любой (то есть минимальной) цене. У пролетария есть «большой выбор» между плахой, тюрьмой - работным домом и таким вот «вольным наймом».
«Свободный труд» является на самом деле рабством ограбленного труженика у коллективного капиталиста. Диктатура капитала действует с помощью антирабочего «Статута о рабочих», суперрепрессивных «Законов о бродягах», безжалостных актов о работных домах. Исследователи свидетельствуют о резком снижении со второй половины XVI в. уровня жизни в недавно еще заваленной окороками и колбасами Европе.
Даже там, где сохранилась власть сеньоров (панов, баронов), крестьяне начинают работать из-под палки на нужды мирового рынка - приходит «второе издание крепостничества» по Марксу, или «вторичное крепостничество» по терминологии Броделя. Панщина-барщина в Польше, Ливонии, Венгрии доходит до шести, потом до семи дней в неделю. Крестьянин уже не имеет времени трудиться на своем участке и получает пайку-месячину как лагерник. Пан, гонящий сырье ганзейским и голландским оптовикам, все более интересуется землями и крепостными на востоке, и польско-литовское панское содружество ведет свой «дранг нах остен», колонизацию русских земель. Проглатывает Галицко-Волынскую Русь, Полоцкую землю, Поднепровье, перепрыгивает через Днепр, крадется по Смоленско-Московской возвышенности к Можайску. Русский крестьянин должен обеспечить пану-сырьевику поставки на бурно растущий европейский рынок.
Европейские религиозные войны, охота на «еретиков», «ведьм» и «бродяг» (по сути, на ограбленное простонародье) - все это маскирует наступление капитала и уносит миллионы жизней…
Гибель массы коренного населения в колониях была в значительной степени следствием разрушения там общественных сельскохозяйственных систем, что было типично для «дикой» фазы становления капитала…
Русские могли разделить судьбу американских индейцев. И только собственная колонизация новых земель, служилая и крестьянская, масштабно начатая в эпоху Ивана Грозного, спасла Россию от вторжения западного капитала. Сделала ее крупнейшей в мире по размерам и третьей по численности населения (до 1991), принесла ей относительно плодородные земли и месторождения полезных ископаемых, которых практически нет в историческом центре страны.
Как указывал М. Любавский, крупнейший исследователь русской колонизации, лишь 12 % ее площади стало результатом завоевания.
«В истории территориального образования России на переднем плане должен стоять народ-домостроитель… а не народ-завоеватель, не громкие победы и трактаты, а заимка земель и заселение их, возникновение сел и городов».
С конца XV и до конца XVI в. территория Московской Руси выросла в четыре раза. Столь же быстрый рост продолжился в следующее столетие.
Взрывной территориальный рост России в XVI–XVII вв. объясняется не завоеванием других культур и цивилизаций, а распространением цивилизации и культуры на те регионы, где до этого царили дикость и пустота. Иногда это было возвращением цивилизации туда, где ее когда-то смели кочевые варвары.
Расширение российской земли было, по сути, реализацией народной потребности. После захвата кыпчаками Причерноморья и потери большей части земель к югу от Оки в XII–XIV вв. русским остались подзолистые суглинки и супеси холодного северо-востока и севера Восточно-Европейской равнины.
Короткий вегетационный период в этом регионе усугублялся низкой суммой накопленных температур. В середине XVI в. лето в Московском регионе начиналось в середине июня, а в конце сентября уже приходили первые морозы. Всего безморозных дней здесь было около 110, температуры выше 15 °C длились 59–67 дней. В Вологде теплых дней было 60, в Устюге - 48.
«Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период» составляет около семи месяцев. На протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. Из них же на сенокос уходило около 30 дней», - пишет академик Л. В. Милов. В Западной Европе из рабочего сезона выпадали лишь декабрь и январь. Даже в северной Германии, Англии, Нидерландах сельскохозяйственный период составлял 9-10 месяцев - благодаря Гольфстриму и атлантическим циклонам. На возделывание сельскохозяйственных культур, на заготовку сена европейский крестьянин имел примерно в два раза больше времени, чем русский. Большая длительность сельскохозяйственного периода давала европейцам возможности для равномерной постоянной работы, лучшей обработки почвы и следовательно - для повышения урожайности.
Короткий сезон земледельческих работ определял урожаи на Руси в среднем сам-2, сам-3 по самой распространенной культуре - неприхотливой ржи. На одно посеянное зерно - 2–3 собранных; примерно в 3 раза меньше, чем в Англии того времени. Это означало очень небольшой прибавочный продукт, который шел, скорее, не на рынок, а на содержание воинов-защитников. Низкая товарность сельского хозяйства определяла и замедленное развитие городов.